19
Января
2021
Глава 15 (2/2)
(Начало главы)
— Какие у нас планы? — с лёгкой безуминкой во взгляде обратился я к продюсерам. — Ищем очередных Тэдов Эллиоттов и выбиваем из них нужный скрипт?
— Какие у нас планы? — с лёгкой безуминкой во взгляде обратился я к продюсерам. — Ищем очередных Тэдов Эллиоттов и выбиваем из них нужный скрипт?
— Кеннеди, вы главное не волнуйтесь. Никто, кроме Геймиронов не имеет права создать эту пьесу. Думаю, нам пора фиксировать убытки и закрывать проект.
— Погодите, а давайте сами напишем? Никто не узнает! — В ответ я получил укоризненный взгляд, мол, как ни совестно такое предлагать! — Ах вот оно что... Ну тогда снимайте без сценария!!! Крутись-вертись как хочешь, но чтоб фильм был!!! И Кеннеди чтоб сиял в нём ярче тысячи солнц, ясно?! Через год прийду проверю!!! И провалиться вам на этом месте, если обманите!!!
Словно мстительный демон, летящий в преисподнюю, я умчался на вокзал и минутой позже выскочил из портала в Бремене.
— Синхронизировать дату, папочка? — спросили умные часы пятилетним голоском.
— Делай что хочешь!
— Ммм! Я уже вся мокрая...
Стеклянные ворота зала ожиданий распахнулись за секунду до того, как я в них врезался. Рекламные панели вспыхнули, а сидение подо мной хрустнуло. Я выхватил из кармана смартфон. Письмо Оуэну! С аккаунта городской ратуши!
"Дорогой дядя! Ты прав относительно меня! Всё, к чему прикасается Джон Кеннеди, ломается, и как это исправить, я без понятия! Так вот, по поводу кинофильма. Прости нас, дядя, мы всё прое......" Минуточку! Со стены напротив мигало знакомое название.
"Кариатида расправляет плечи"
СинеСтар Бремен.
Старт премьерного уикенда.
Нужно ли говорить, что на ближайшем сеансе в геометрическом центре СинеСтар сидел я со своими друзьями — 3Д-очками и попкорном.
И вот кинозале гаснет свет. Экран остаётся чёрным после заставки Фоксов. Из невнятного шума приближаются шаги. ДиКаприо вопрошает глухим голосом:
— Лу! Где папка?!
— Не слышу! Я в ванной!
Во тьме прорезается щель и раздвигается на весь кадр. Джек Кеннеди суётся прямо в объектив, затем досадливо распрямляется. Камера выплывает из ящика стола, беря панораму кабинета.
Джек спешит в ванную. Оператор неотступно следует за ним. Дурашливая мелодия усиливает образ поспешных сборов. На столике при входной двери мелькает что-то красное. Джек останавливается, смешно хватаясь за стены. Наезд на столик. Красная папка крупным планом. На ней проступают белые буквы. Рука Джека сдёргивает папку, а слова потемнев остаются на белой столешнице.
Леонардо ДиКаприо
Мэрил Стрип
В фильме Алехандро Иньярриту
"Кариатида расправляет плечи"
Камера вылетает через открытую дверь и спешит за Джеком в электромобиль. "Гони к Штайнахер штрассе, 6!" Электро мчится по нюрнбергским улицам. В углу кадра появляется дата: 22 сентября 545 года.
"Да, можете собираться, сейчас буду", говорит Джек по телефону и стряхивает с ладони вызов. Оборачивается. "Ну наконец-то терпение полиции лопнуло!" Камера вылетает из салона в окно.
Все тротуары заняты стоящими оборванцами. Копы уговаривают Молча разойтись. Полицейских электрокаров десятки по всей улице. Вдалеке чёрный седан Джека сворачивает за угол. Камера сосредоточивается на отдельной сценке. "Оставьте меня в покое! Некуда мне идти! Пусть кто-нибудь скажет, чем нам заняться!" Через пару минут камера, будто вспомнив свои обязанности, взмывает вверх над Новым Нюрнбергом, и несётся на встречу с Джеком.
Тот как раз выходит из отеля с двумя конвоирами и сутулой женщиной. Она едва держится на ногах. Охранники подводят её к открытой двери тюремного фургона. "Пригнитесь, миссис Уолкер", — просит Джек. Мать Общества втягивает голову в плечи и заходит в фургон.
Камера уже внутри. Джек садится рядом с Маргарет Уолкер, электрофургон трогается.
— Можно закурить?
— К сожалению, нет. Подсудимым это запрещено. Хотите жвачку? — Джек роется в карманах, красная папка соскальзывает на пол. Старуха Уолкер поднимает её и протягивает Джеку. Мистер Кеннеди угощает Матерь пластикой Джуси фрут.
— Мы раньше встречались, молодой человек?
— Что? А! Нет, не думаю. Я простой репортёр, миссис Уолкер, и вряд ли попадался вам на глаза. — Джек невесело усмехается: — Нашего брата никто не любит, а уж вы и подавно убивали нас на каждом шагу.
Мать Общества съёживается.
— Мы никогда не вредили журналистам...
— Вы убивали мужчин, помните?
— Молча не мужчины...
— Ну, это вы суду расскажете, — Джек достаёт сигарету, досадливо хмурится и суёт Мальборо обратно в пачку. — Только учтите, вам напомнят и о Монтрёйской бойне, и о других мясорубках. Я был там, и смею вас уверить, в "Стайкерах" сидели самые настоящие мужчины.
— Мы сделали всё возможное, чтобы никто не пострадал.
Крупный план Матери Общества. В полумраке салона она почти не видна. Неожиданно освещение меняется.
Камера вылетает из фургона на проспект Файдебре. Над колонной грузовиков она спешит к головному БМП. В углу кадра появляется дата: 3 декабря 544 года.
— Нам прямо? — спрашивает водитель офицера перед круговым перекрёстком.
— Нет, направо. Там только встречное движение.
— Мы что, должны следовать дорожным правилам? Полторы тысячи душ все задницы отморозили, а мы для них дорогу подлиннее выбираем?!
— Правила, Дитрих, нужно соблюдать всегда. Езжай до Жуль Гесд. Это приказ.
Перед поворотом на узкую улочку БМП останавливается, растянутая колонна собирается плотнее и замирает, тарахтя двигателями на холостых оборотах. Из ближайших грузовиков выпрыгивают солдаты, формируя левую и правую группы охранения. Затем колонна медленно втягивается в Монтрёй, пехотинцы прочёсывают дома, обступившие улицу. Здания пустуют, никаких следов горожан не видно.
— Куда все подевались? — удивляется офицер в кабине головного "Страйкера". — Это же рабочее гетто, здесь должно быть чертовски людно...
— Матерь божья! Началось что ли?! — Из дома слева слышится сухой треск выстрелов, раздаются крики ужаса, дверь распахивается, из неё выбегают солдаты. В доме справа начинается беспорядочная стрельба.
Колонна тормозит, из кузовов выпрыгивают автоматчики. Ган-траки открывают огонь по окнам. Между пулемётным грохотом, руганью и злыми командами слышна скороговорка радиста, вызывающего поддержку с воздуха. В этот миг дома со всех сторон протягивают к транспортам толстые серые щупальца.
Включается слоу-мо. Звуки становятся медленнее и ниже. Камера влетает внутрь одной из труб, лезущих к колонне. Это рой частиц, легион неуловимой взглядом саранчи. Попавшие в поток люди надрывно кричат, бросая оружие.
— Валим отсюда!!! — орёт офицер водителю. Оба ещё путаются в ремнях безопасности, когда визжащая масса окутывает грузовики и БМП.
Паническая стрельба глохнет в грозовых тучах, поглотивших колонну. В глубине что-то ярко искрит. Камера мечется среди людей, механизмов и клубов агрессивной пыли.
Из чехарды кадров становится ясно, что гибнет лишь металл. Броня будто бы разъедается кислотой, штурмовые винтовки рассыпаются, изъязвлённые мириадами песчинок. Болты, заклёпки, обручальные кольца, зубные протезы — всё, созданное из металла, растворяется в круговерти катаклизма. Плотность туч постепенно падает. На дороге, меж обломков техники, корчатся обезумевшие люди. Ещё секунда, и над Жуль Гесд проходит звено ударных дронов.
Придорожные дома лопаются, как петарды. В клубах мусора камера ищейкой снуёт над асфальтом. Расхристанные тела пехотинцев невозможно отличить от трупов Молча, выброшенных взрывами на улицу. Наконец в кадр попадает серое лицо Джека. Он кашляет, протирает глаза и переворачивается набок. Наезд, крупный план. Освещение меняется, мы снова в фургоне рядом с Матерью Общества.
— Извините, поперхнулся, — сдавленно сипит Джек. Разумеется, на лице его ни пылинки.
— Мне обещали, что "Белоснежка" уничтожит оружие, но не причинит вреда людям. Меня обманули?
Я невыносимо захотел на воздух и пошёл искать буфет. "Что за ерунду мне показывают? Какое отношение она имеет к сценарию Геймирона?" Принесли кофе. Вместо ответов из чашки возникли новые вопросы. Так ли было на самом деле? Откуда мне знать, я не участвовал в рейде на Париж! Нравится ли мне то, что получилось? Спустит ли с меня шкуру Оуэн? Посмотрим. Я вернулся в зал.
На экране международный трибунал подходил к концу.
— Я скажу, — встаёт Мэрил Стрип в образе миссис Уолкер. Жестом она приказывает остальным Матерям сидеть. Сутулая фигура приковывает взгляды огромной аудитории. Старуха медленно выпрямляется, расправляя плечи.
— Предки жителей Земли! — её голос разбивает гнетущую атмосферу судилища. — На слабых женщинах испокон веков лежала обязанность воспитывать Защитников! Словно атланты мы держали ваш непобедимый образ! Женщины, вложили всех себя в вас, мужчины! Мы выкормили вас! Вырастили! Выучили! И теперь, когда смерть угрожает не просто женщинам, не просто людям, а землянам вообще, вы предаёте нас! Предаёте себя! Предаёте жизнь на планете! На призыв Защитника явились вы! Убийцы! Насильники! Воры! Ради наживы отворачиваетесь вы от правды! Перестаньте себя обманывать! Враг идёт к нам в дом! Чтобы остаться навсегда! Ему не нужны люди! Животные! Океаны! Он несёт свои порядки! С ним нельзя договориться! Его нельзя запугать! Только убить! Убить! Как вы убили горожан Страсбурга! Дижона! Парижа! Если это была демонстрация силы, то да, убедительно! А теперь — хватит! Отправляйтесь в порталы Машины Времени и убейте врагов всех землян!
Позади высокой женщины поднимаются Матери Общества. Они кричат: "Спасите себя! Спасите планету!"
Ватная оторопь накрывает трибунал. Камера облетает ряды кресел, заглядывает в глаза присяжных и судейских. Мужчины отводят взгляд. Объектив фокусируется на лице государственного обвинителя.
— Ой, правда что ли? Вот так пришли и обманули доверие? — Прокурор, сыгранная Рейчел Макадамс, оборачивается к судейской ложе. — Ваша честь, я в замешательстве. И окажись на моём месте француженка, она, пожалуй, замешательством не ограничилась бы.
— К чему вы клоните, госпожа прокурор?
— Обвинение вызывает следователя военной полиции Джека Кеннеди!
— Капитана Джека Кеннеди, — ворчит тот по пути к свидетельской трибуне. Крупный план сузившихся глаз Маргарет Уолкер.
Джека приводят к присяге, он клянётся говорить правду и ничего, кроме правды.
— Мистер Кеннеди, в 544 году эры Матриархата вы собирали улики против Комитета Матерей. Это так?
— Да, всё верно. Корпус документов насчитывает 118 томов.
— Ваша честь, архив доставлен из Старого Пентагона в библиотеку Дворца Правосудия. Мистер Кеннеди, в газете The Sun вами опубликована статья "Фрекзит, которого не случилось".
— Я протестую! — выкрикивает Маргарет Уолкер. Протест отклоняется.
— Мистер Кеннеди, расскажите суду вкратце о чём эта статья.
Джек поднимается, одёргивает мундир.
— Внутренняя политика государства Земля запутана не меньше, чем в любой другой стране мира. Но если жизнь современных государств нам интересна, то проблемы потомков до сих остаются безразличны староземлянам. В статье о Фрекзите я изложил причины стремления Франции выйти из состава Земли и решение проблемы, найденное Матерями Общества.
— И каково же это решение, мистер Кеннеди?
— Вы спрашиваете, как именно Матери заставили сепаратистов заткнуться? Элементарно! Они направили единственный удар армии вторжения прямиком во Францию! Затягивая переговоры с врагами, разжигая сопротивление, скармливая армейской разведке дезинформацию, Комитет привёл регион буквально в запустение. Промышленность исчезла, транспортная сеть развалилась, репродукционные центры обратились в руины. Под ударами войск демократической коалиции безвозвратно погибли более 70% населения. И всё это было спланировано Комитетом Матерей Общества.
— Вы всё врёте! — каркает Маргарет Уолкер.
— Ваша честь! — повышает голос прокурор. — Прошу разрешения зачитать документы мистера Кеннеди! Читайте, мой капитан!
— Соглашение! — театральным жестом Джек выхватывает лист из красной папки. — Составлено в единственном экземпляре! Совершенно секретно! Мы, нижеподписавшиеся согласны с тем, что сепаратистское движение на территории Франции представляет угрозу государству Земля! Мы признаём, что все дипломатические средства урегулирования исчерпаны! Нам известно, что силовым ресурсом Земля не располагает! Единственным выходом является помощь внешнего союзника! Настоящим мы договариваемся использовать достижения науки для привлечения вооружённых сил патриархального прошлого ради подавления беспорядков во Франции! Во исполнение решения мы обязываем Мать Науки подготовить Машину Времени к транспортировке армии предков из прошлого в настоящее! Мать Общества подготовить основание для военного вторжения на территорию Франции! Мать Порядка создать условия применения союзниками военной силы против сепаратистов! Мать Процветания обеспечить французское сопротивление ресурсами, достаточными для ожесточения боевых действий! Мать Культуры провести переговоры с лидерами предков! Мы согласны держать коллег по Комитету в неведении относительно истинных намерений, используя их полномочия для пользы дела!
Подписи! Мать Общества, Мать Порядка, Мать Процветания, Мать Науки, Мать Культуры!
— Ты только что это придумал? — раздаётся скрипучий голос. Мать Культуры наклоняется через ограждение к трибуне свидетеля. — Что дальше?! Я насылала порчу на ваших овец?! Приносила жертвы Бафомету?! Чего ещё придумаешь для отправки меня на костёр?! Марго! Почему ты не разоблачишь это враньё?!
— Я протестую... — голос Матери Общества срывается.
— Марго...?
— Это правда, Эмми! А теперь заткнись, пожалуйста.
— Но я такого не помню! В дневнике Амелии Диккенсон-8 ничего такого нет! Там только беспорочное служение...
— И я не помню!
— И я тоже!
— Все вы читали исправленные копии своих записей! — выкрикивает Уолкер зажмурившись.
— Мы читали что?!
— Я. Редактировала. Ваши. Дневники. Ваша честь! Прошу перерыва! Я пожилой человек...
"М-да, за такое папочку по головке не погладят", — произнесла за спиной маленькая девочка и скабрезно захихикала.
Меня затрясло от отвращения. Я вскочил. Всё кончено! "Молодой человек, ведите себя прилично!" — зашипели зрители. Я побежал через зал, оставляя в темноте рваную рану из отдавленных ног, недовольного ворчания и хрустящего попкорна.
— Построить маршрут! — задыхаясь приказал я квадратику программы на ладони. — Моё местоположение — Мейбол, Старая Земля!
Смартфон послушно изобразил замысловатый трек, однако конечным пунктом почему-то обозначил многоквартирный клоповник в Детройте. Я завыл и ринулся к себе домой на улицу Лозанны.
Забиться в тёмный угол. Натянуть на голову подушку. Не видеть никого и никого не слышать. Особенно выродка Сойер и её похотливого глумления!
Гладкая стена таунхауса лопнула, считав метку в наручных часах. Я прыгнул внутрь и привалился к обоям. Входная мембрана затянулась. В ушах пульсировал ток крови.
— Мистер Кеннеди? — раздалось из гостиной. Там среди теней кто-то сидел. Я вскрикнул от неожиданности. — Спокойствие! У меня к вам лишь один вопрос. Что было в коробке?
— Как вы сюда попали? Ордер на арест?
— Нет, — с отвращением признался лейтенант, выйдя на свет. — Дело закрыто. Но меня гложет любопытство. Коробка в седьмом номере, помните? Ваши пальчики на ней самые отчётливые! Что вы из неё забрали? Кокаин? Золото? Наличные? За что десять человек поплатились головой?
— Так я не под подозрением? — Детектив отвёл взгляд. Я резко распахнул дверную мембрану. — Всего хорошего, сэр!
9-го апреля, я вернулся в ратушу.
Вскоре принёс плоды наградной сезон. Мэрил Стрип, как и ожидалось, получила одну статуэтку, а сценарий Геймиронов другую. А ближе к лету 548 года развеялись последние сомнения: моя жизнь никогда не будет прежней.
Уже давно никто не заносил чемоданы денег за улаживание дел с президентом Коббом. Замолвить словечко за нерадивого кузена больше от меня не требовалось. Клиенты, ведшие бизнес при моём посредничестве, обходили бременскую ратушу стороной.
На Новой Земле появился Кеннеди более весомый, чем я. Поток прошений и поощрений мчался теперь к министру туризма и отдыха. Не составило труда узнать его имя: Оуэн Шрайвер III. Пришла пора задуматься, как и на что жить дальше.
Тщательная инспекция активов обнаружила три источника доходов. Самым надёжным оставалось моё имя. Более рискованным, но всё же капиталом являлась девчонка Сойер. Признав отцовство, я, наверное, получил бы право распродать на органы принадлежащую мне половину. Последним пунктом списка значились татуиропики.
Полиэтиленовый пакет был извлечён из тайника. Комочки невесомой паутины и разорванная картонка по-прежнему оставались загадкой.
Поговаривали, будто человек в татуиропике мог летать, стрелять лазером из третьего глаза и кушать манную кашу без отвращения. В одном из выпусков "Удивительного Человека-Паука" татуиропик выступал в качестве оружия, губившего планеты. В общем, о татуиропиках никто ничего не знал, кроме самого факта их существования.
Я брезгливо взял комочек и сощурился, пытаясь понять как извлечь из него прибыль.
Артефакты культуры Матриархата ценились весьма высоко. А производство некоторых, вроде тех же браслетов на биоэнергетическом ходу, удалось поставить на поток. Чтобы выгодно реализовать потенциал моей тёмной лошадки следовало разрбраться что же она такое.
Паутинка свалялась вокруг пластикового колечка шириной с мизинец и диаметром сантиметров в пятнадцать. На изнанке колечка блестел квадратик микросхемы. Я потянул паутинку в разные стороны, и она приняла очертания короткой футболки, левое плечо которой и охватывала эластичная полоска. Чип приходился точно в область подмышки.
Одежда с электронной начинкой? Что ж, придётся читать мануал.
Так же как и гамбургская, марсельская инструкция оказалась комиксом. В нём группа Молча, блуждая в лабиринте, находила выход лишь облачив в тот самый татуиропик одного из парней. После чего мальчуган становится объектом изучения, наподобие карты.
Источник информации? Непонятно...
Кого-то требовалось нарядить в это хипстерское бельё и прояснить все детали. Однако экспериментировать над самим собой мне не хотелось. И получив спустя несколько дней приглашение в гости к господину министру, я обрадовался больше, чем встревожился. Вот кто поможет мне советом!
"Джонни, мальчик мой, — вежливо писал дядюшка Оуэн. — Дела в Бремене, похоже, миновали пик расцвета, а карьера твоя освещается теперь закатным солнцем. Приезжай ко мне, сынок, подумаем вместе, чем помочь твоему горю".
К письму прилагалась геометка для Машины Времени, что равнялось купленному билету. Вместе с конвертом, где лежал один из двух сотен татуиропиков, я поспешил на вокзал.
Как и любое правительственное учреждение, резиденция министра не имела собственного портала. Так что вышел я из кабинки предпервого класса на острове Каадедду.
— Мистер Кеннеди, приветствую Вас на Мальдивах, — поклонилась стюардесса и отвела меня в прохладную залу, где ждал Винсент. Сказочный климат сделал дядиного телохранителя картинным флибустьером. На катере "Бригантина" мы подошли к личному острову министра уже под вечер.
Сам дядюшка отсутствовал, однако приём в колониальном стиле не ощущался оказанным вполсилы. Наоборот. Радушие выходило из берегов и счастье видеть меня было неподдельным.
Голые по пояс парни вынесли меня на берег, как бриллиантовое колье от Тиффани. Танцовщицы окружили шоколадными телами. Бунгало встретило процессию прохладой: едва одетые горничные разогнали жару опахалами. Шаловливые пальчики официантки положили мне в рот дольку апельсина.
После трапезы клевавшего носом гостя утанцевали на песок. Бездонное небо ласкало необъятный океан. Оркестр ударил песней и тёмные доселе фигуры озарились пламенем. Факельное шоу развеяло дрёму.
Сознание растворялось в обилии ярких впечатлений. Следующий его проблеск случился на массажном столе. Утром я долго не мог найти край огромной постели, и только вездесущие горничные смогли вывести меня на путь истинный.
— Министр ждёт Вас на пляже, — шепнула после душа вытиральщица, расправляя складки на моих плавках. Я сунул конверт с паутинкой в карман шортов и вышел к завтраку.
Океан волновался, но остров, будто уточка в ванной, лежал в кольце спокойствия. Риф окрашивал прибрежные воды бирюзой. Разумеется, министр не поднялся мне на встречу.
— Алоха, Оуэн! — глупо улыбаясь, протянул я старику ладонь. — Как же теперь величать вас? Раджа? Вице-король?
— Дядюшки будет достаточно.
— Я, конечно, знаток по части Dolce Vita, но это совсем за гранью! — В эту "загрань" попал и сам остров, и домашний риф, и вышколенная прислуга, и усадьба, и солнце, и всё-всё-всё. Я придвинул плетёное кресло, собираясь отведать лобстеров.
— Стоп, — приказал дядя. — Разве тебя пригласили садиться? Как принято говорить у нас на Мальдивщине, "ваше дело попросить, а наше — отказать".
— Ээээ.... Разрешите присесть, господин министр? — Такой поворот сбил меня с толку. Я услышал заискивающие нотки в собственном голосе и окончательно смутился. Видно дяде того и надо было. Он проворчал: "Ну попробуй", кивнул на тарелки, а сам откинулся на спинку кресла.
— Как поживаешь, Джонни-бой?
— Разве вы не слышали? Мы же выиграли Оскар! "Кариатида расправляет плечи" смотрели?
— Нет. Терпеть не могу голливудские поделки. Вообще, парень, совсем ты в девках задержался, пора тебе что-нибудь стоящее подыскать. Неси коньяк, дела обсуждать будем.
— Как же вы правы, — обрадовался я. — У меня к вам действительно дело, и оно лучше алкоголя!
— Если это кокаин, то коньяк лучше, — заворчал старик, принимая конверт. Глянув без интереса внутрь, он тяжело вздохнул и бросил пакетик на стол. — Это всё? Ладно, Джонни, ты переутомился, понимаю. Давай поступим так. Девочки, позовите Эмми и Мэгги. Пусть принесут выпить.
— Дядя, вы не поняли, что в конверте! — Стайка служанок упорхнула в хозяйский дом. Я же, словно рыба на суше, возмущённо хватал ртом воздух. Мне и в голову не приходило как подозрительно выглядит пластиковое колечко в облаке комковатой паутины. — Татуиропик, слышали о таком? Вот это он и есть!
— Соври ещё, Санта Клауса лично знаешь, — хохотнул Оуэн. Похоже, дядюшка начинал закипать. — Мальчик мой, татуиропики — городская легенда! Как ты вообще до пятого десятка дожил такой наивный?
Я закусил удила. "Достаньте и посмотрите сами!", крикнул я. "Ищи дурака!" "Да вот нашёл уже!" "Ты на кого пасть разинул?!" "Фома неверующий!" "Дебил малолетний!"
— Мы не помешаем, ребята?
— Помешаете, — буркнул Оуэн. — Но сор из избы мы лучше за зубами подержим.
Я бы поспорил, если б не феноменальная красота подошедших девушек.
Их бронзовые тела ни минуты не знали покоя. Икры блестели, будто лакированные. Бёдра, украшенные вишнёвым и лазурным треугольниками, казались бокалами игристого вина. Поэзия тугих мышц поднималась к груди, словно горлышки ваз. Скрытые тканью соски смотрели прямо в душу. Руки, плечи, шеи, лица — всё было безупречно, и у каждой по-своему. А какой аромат они источали!
— Коктейль, господа?
— Знакомься, Джонни: Эмми, Мэгги.
— Так о чём вы спорили? Не о политике, надеюсь?
— Да что ты, милая! Разве с ним поспоришь о чём-то серьёзном? Мистер Кеннеди утверждает, что принёс... — дядя вскинул брови, как если бы нашёл второе дно в экономике Венесуэлы. — Сынок, какая из двух дам тебе больше нравится? Мэгги? Эмми?
Бестактный вопрос обескуражил и меня и девушек. Они состроили обиженные гримаски, но не ушли. Я же против воли принялся выбирать. Эмми определённо привлекала меня больше Мэгги, хотя почему и как об этом сказать, я не знал.
— Понимаю, — выручил дядюшка, — ответа от тебя не дождёшься. Значит, пусть будет Мэгги.
Он взял злополучный конверт, вытянул татуиропик и протянул девушке:
— Будь лаской, Мэгги, примерь. Поможешь, Эм?
— Что это?
— Сейчас и узнаем. Как говорится, "чей коготок не увяз, тот не пьёт шампанского".
— А оно не порвётся?
— Нет, — обрёл я голос, — Только одевать его надо на голое тело. Дядя, может не надо?
Оуэн широко улыбнулся, не отводя насмешливых глаз от Мэгги. Та выдержала взгляд, повернулась к нам спиной и звонко щёлкнула пальцами. И ещё раз. И ещё.
Эмми подхватила ритм, мягкими хлопками выбивая акценты. Девушки начали тихо петь что-то без слов. Мэгги томно выгнулась и распустила тесёмки лифа. Но едва она продела руку сквозь пластиковое колечко, обе захихикали, как школьницы. Ведь трудно играть пикантную сцену, натягивая игрушечный топик отнюдь не на Барби!
Эмми отступила на шаг, её подруга повернулась, прикрыв ладонями груди. Заметить тонкую сетку на Мэгги было непросто. Девушка улыбалась так ярко, что город средних размеров навсегда мог бы забыть о мраке ночи.
— Ну как вам? Правда здорово? А я-то гадала в чём идти на вечеринку!
— Так, — дядя почесал лысину, — закрыли тему. Вернёмся к делу. Мэг, Эм, я вас позову позже.
— Минуточку! Может вы перепутали перед и зад? — Я подскочил к обнажённой девушке. Татуиропик сидел как влитой, сидел и не работал. Остатки моей репутации утекали в песок.
— Перепутали, как же...
— Вот! Так я и знал! — Пластиковое колечко замялось вокруг девичьего плеча. В ответ на требовательный жест Мэг подняла локоть, позволив мне расправить эластичную ленту подмышкой. Прежде чем прижать микросхему к нежной коже, я помедлил. Будет обидно, если это не поможет.
— Щекотно! — оттолкнула меня девушка. Тонкие нити татуиропика замерцали и исчезли.
— Так хитроумно тебя ещё никто не раздевал, — убеждённо заявила Эмми.
Вдруг под ключицами Мэгги расплылось чернильное пятно.
Ничем иным, кроме болезни, объяснить это было невозможно. "Хосспади-Иисусе", — выдохнул дядя и завалился вместе с креслом навзничь. Мэгги недоумённо опустила глаза и взвизгнула. Эмми отпрыгнула в сторону, прижав пальцы ко рту. Я остолбенел.
Выпустив из рук груди, Мэг заторопилась стряхнуть пятно.
— Что-это-что-это-что-это-что-это?!!! — без остановки верещала она. А чёрная лужа на груди неотвратимо разрасталась. "Мне конец", — грянуло голове.
Неожиданно из пятна проклюнулась воронья голова, края кляксы ощетинились перьями. Прочертив борозды на нежной коже, птица сжала когти. Она беззвучно каркнула, распахнув огромный клюв. Мэгги завопила.
— Тебе больно?! — обхватила подругу Эмми. Чернильный ворон выпростал голову из-под её рук и клюнул, куда достал. — Врача!
Птица трепыхалась на груди Мэгги, силясь выбраться из объятий. Девушка обмякла и заплакала на плече подруги.
— Нет... Ничего необычного не чувствую... Я умираю, да?
— Что ты! — Эмми чуть отодвинулась. — Похоже это рисунок!
— Отставить драму, — скомандовал дядюшка, заняв прежнее место. — А вы на что уставились? Марш за работу!
Когда прислуга вернулась в дом, Оуэн распорядился:
— Эм, в сторону. Мэг, опусти руки.
Ворон крутил головой на коже девушки. По мере того, как Мэгги расслаблялась, успокаивалась и татуировка. Птица сложила крылья, покрутила головой, изучая свысока холмы грудей. Потом встряхнулась и выбросила чёрные перья, легшие узором вокруг тёмных ареол. Мэгги с изумлением пробежала пальцами красивые линии.
— Ты бы видела себя сзади! — ахнула Эм. Дольше сдерживать истерику девушка не смогла, и подруга увела её отдохнуть.
— Н-да, — процедил Оуэн, когда мы остались одни. — И где же ты достал эту диковину?
— На Западном побережье Старой Америки, — не моргнув глазом соврал я. Консультироваться с дядюшкой я передумал. — Выиграл в покер. Нравится?
— Нет. Пойду скажу, чтоб сняла. Испортит ещё не ровён час.
Я восстановил порядок блюд на столе, взял уцелевший коктейль. Так вот ты какой, татуиропик! И у меня их две сотни!
Интересно, все они одинаковы? Поддаются ли они программированию? Каджое изделие содержит одну татуировку или несколько? Как между ними переключаться? Совершенно внезапно мои мысли заняла маркетинговая стратегия. "Не набивай — надевай!" Подошла Эмми и присела рядом.
— Вы знаменитый Джон Кеннеди, автор "Кариатиды"? — Её глубокий голос полнился искренним любопытством.
— Какой там автор, — запротестовал я. — Исполнительный продюсер!
— Мои знакомые в Голливуде говорят, что именно вы были мотором съёмок. Я и мечтать не могла познакомиться с вами!
Эмми было интересно всё, связанное со мной. Когда мы гуляли на берегу, я вдохновенно сочинял байки из жизни "Замочной Скважины", когда купались — приукрашивал свои подвиги в Гамбурге. Загорая рядом с самой красивой девушкой на свете, я врал о Мыслимой войне.
Эмми против ожидания не стала убеждать меня в банальности своей жизни. Её скетчам о вечеринках Мюнхена нашлось бы место в репертуаре знаменитых комиков. Подобно детям мы соревновались чья история удивительнее.
— Это ещё что! — восклицала Эмми за ужином и заливала о прятках с карабинерами между колон Колизея. Ночью мы не желали отрываться друг от друга. Её жадность в любви уступала лишь щедрости в ласках.
"Разбей ей морду об стол, мамке же понравилось!" — шепнул детский голосок в самый важный момент. Эрекция сразу же откланялась. Мне пришлось сказаться усталым и заснуть в жарких объятиях. К завтраку я вышел один, пока девушка досматривала последний сон.
Дядюшка поджидал меня на пляже и сразу перешёл к делу.
— Как тебе моя девочка? Высший класс, правда? Ты уже понял кто такая Эмми?
— Самая гибкая девица на Земле?
— Она — 17-й клон Амелии Диккенсон. Мэгги — 16-й клон Матери Общества.
— Что?! — поперхнулся я. — Вы это на ходу выдумали?
— Джонни, не убеждай меня в том, что я ошибся, — нахмурился Оуэн. — Встретил тебя по одёжке, да по скудоумию, видно, проводить придётся.
— Но Матерей никто никогда не видел молодыми, они родились старухами! И самое главное — клонирование запрещено, цифровые шаблоны уничтожены!
И это являлось правдой. Но не для дядюшки Оуэна.
Матрицы министров были сняты с двадцатилетних женщин. Клоны производились каждые 10 лет и принимались в штат соответствующего министерства. Секретарями, стажёрами, референтами. Они двигались по служебной лестнице, набираясь опыта. Самая высокопоставленная из них занимала должность Матери, когда та умирала.
— То есть Эмми, которую вы под меня подложили, это молодая Амелия Диккенсон? — я потёр наморщенный лоб. — Два вопроса, дядя, и оба "зачем?"
— Зачем мы сделали Эмми и зачем ты с ней переспал? — Я воинственно кивнул. — Мы произвели клонов Матерей по пять штук каждой. Это пробная партия. Твоя семья, Джонни, много вложила в то, чтобы девочки смотрелись мечтой онаниста и научились ремеслу проституток. Не понятно? Говорил же, без бутылки в этом деле не разберёшься! Видишь ли, спрос на секс-услуги среди состоятельных Молча неуклонно растёт. Рынок новый, его границ мы пока не представляем.
— Неужели кому-то известны бывшие Молча? — потрясённо прошептал я. После войны Робб Кобб выторговал у победителей Тайну личности тем новоземельцам, кто о ней попросит. Кобб стал номинальным президентом, а Молча превратились в мужчин без прошлого.
— Обижаешь, — хмыкнул старик. — Все на учёте, особенно богатые! Так вот, мой стратегический отдел выдал гениальную идею: надо продать страдальцам шанс отыграться за все муки Матриархата! Пусть оттрахают своих угнетателей!
— Какая гадость!
— Напрасно, Джонни. Ведь именно ты возглавишь департамент элитного эскорта моего министерства!