25
Мая
2013
Вторая Швейцария

image5

В редакции этой газеты я проработал достаточно долго, чтобы мои коллеги успели слетать в жаркие страны и вернуться оттуда, неся в клювике отпускные фотографии. Какие же это были бестолковые и случайные картинки! Ну, не таким буду я. Уж я-то, знаменитый фотограф, привезу из своего отпуска роскошный фоторепортаж. И напечатает его никак не меньше чем «Русский Репортёр». Мои коллеги делали понимающие лица: верим, дескать, верим. Их скепсис в полной мере оправдался.

  В Абхазию я прилетел неподготовленным и смутно понимающим откуда возьмётся этот замечательный фоторепортаж. Ещё в самолёте я со скромной гордостью рассказывал соседям о своём будущем фоторепортаже. А теперь лежу на кровати под вентилятором и не знаю, где взять историю для фотографий. Может быть это будет война 1992 года? Я пристаю к хозяйке пансиона: «Кто бы мог мне рассказать о той войне?». Она зовёт брата, а тот обещает отвезти меня в село Эшера. Но не прямо сейчас, а как-нибудь позже. А сейчас — поедем-ка всей семьёй на экскурсию в Новый Афон. А завтра — в Гагры. Потом — в Сухум. На озеро Ритц. И так далее. Каждый день.

  Через неделю мне уже кажется, что Абхазия похожа на московский торговый центр с той лишь разницей, что у Абхазии нет хозяина. Нет государства. А есть только красивая дружелюбная природа, у которой частные маленькие бизнесмены арендуют скромные уголки для своего частного обогащения. А хозяина, развивающего всё предприятие в целом, нет. И тогда я решаю, что моя история будет не о прошедшей войне, а о ненужной независимости, отвоёванной у Грузии.
image2

За пару дней до отпуска я услышал обрывок разговора моих коллег. Речь шла о будущем детей. Один из молодых парней, абхазец, сказал вот что: «Мой сын, когда вырастет, станет вором в законе».  Видно не только мне показался странным такой вектор развития ребёнка, поэтому Гарик поспешил успокоить шокированных товарищей: «Я же хочу счастливой жизни своим детям!» Это ничего не значит, подумал я, и забыл о подслушанном разговоре. Разумеется, Абхазия не замедлила напомнить мне хотениях Гарика.

Любой турист обязан провести хотя бы одну летнюю ночь на пляже в компании друзей. Исполнив такую повинность, утром я еду в село Эшера. Буду говорить о современной Абхазии с уважаемым человеком. Вопросы у меня копились в течении двух недель. Читаю их водителю. Нормальные вопросы, успокаивает меня Арам. Вот и верхняя Эшера. Мы стучимся в дверь. Арам договорился о нашем приезде заранее и нас должны ждать. В подарок хозяевам мы привезли водку, пиво и арбуз. В результате оказывается, что Сурен Ваграмович водку и пиво не пьёт, а вот арбуз вместе с нами кушает с удовольствием.

Я устанавливаю видеокамеру и Сурен сразу бежит бриться: что ж, говорит, я как бабай буду? Возвращается он выбритый и опрятный. Теперь можно и разговаривать.
image1

Я: Сурен Ваграмович, расскажите, пожалуйста, какой была жизнь в Абхазии при Советском Союзе?

Сурен: Абхазия всегда представляла собой благодатный край, одно из лучших мест на Земле с точки зрения природы, людей. Я весь Союз объездил в молодости, но Абхазия – это особенный край. В какую бы дверь ты не постучался – везде тебя красиво примут, красиво проводят.

Абхазия была курортной республикой в составе Грузинской ССР. Всегда к нам ездили отдыхать со всех концов Союза, и все были довольны. Криминала не было. Дома отдыха по всему берегу стояли. Спортбаза в Гумисте располагалась. Военный санаторий был. Много мест, которые перечислять смысла нет, и которые сегодня находятся в плачевном состоянии. Вообще, наша экономика держалась на сельском хозяйстве и курортном бизнесе. Сейчас пытаются восстановить и то и другое, но не везде гладко получается. Не везде как хотелось бы.

Я: Но сейчас в Абхазии живётся лучше, чем в СССР?

Сурен: Если мы захотим подчеркнуть положительные изменения в жизни, то найдём их немало. Если захотим подчеркнуть отрицательные – что ж, найдём и отрицательные. Положительных сторон, пожалуй, очень даже много. Я, крестьянин, сейчас хоть десять гектаров земли обработаю – мне никто ничего не скажет, лишь бы у меня «гайки держали». Я буду платить налог, как положено, – и всё, пожалуйста. Главное чтобы на эту землю другого претендента не нашлось. При советской власти такого нельзя было делать. Всё управлялось централизовано. Чтобы здесь построить сарай, нужно было в Грузии разрешение брать.

И так же обстояло дело с домами отдыха, туристическими базами и так далее. Всё контролировалось из Тбилиси. А туристический бизнес – это основная статья дохода Абхазии. И деньги от всего этого бизнеса прямым путём шли в Грузию. Оставалось только чуть-чуть для местного развития.

Я: И теперь туризм успешно развивается на благо независимого государства Абхазия?

Сурен: Нет, я бы не сказал что успешно, но кое-что делается. Потому что туризм – это легко налаживаемое дело. Сегодня домик построил, завтра запустил людей и получаешь прибыль. Это несложно, ведь море, горы и солнце какими были, такими и остались.

Не так с цитрусовыми: саженцу нужно 7 лет чтобы начать давать урожай. А полный урожай будет только через 12 лет. Сейчас заросло всё после войны. Надо снова всё расчистить, перепахать. Многолетние культуры надо лелеять, несколько раз в сезон их нужно лечить, надо культивировать. В общем – очень это трудоёмко.

(Я вспоминаю подходящий к случаю разговор с водителем-экскурсоводом. В Абхазии любой человек за рулём автомобиля считает себя экскурсоводом. За скромную сумму денег он будет рад исполнить любой ваш краеведческий каприз, всё расскажет и покажет. На мой вопрос о жизни в СССР он вздыхает: «Хорошо было. Строгость была. Только работать много приходилось. Теперь лучше: можно не работать, а отдыхать». Понятно, думаю, чем помогло обретение независимости трудовому народу.

Я решаю сменить тему и спрашиваю Сурена Ваграмовича об отношении между грузинами и абхазцами до войны.)

Сурен: Прекрасными были отношения. Выдавали друг другу детей замуж, гуляли, никакой дискриминации на бытовом, житейском уровне не было. Единый народ. У нас не было национальной розни. Началось всё с Гамсахурдией, когда произошёл развал Союза. Когда каждые начали президентами себя считать, решили, что им всё позволено. День за днём люди им молиться стали. И они поверили, что, в самом деле, всё им можно. И пошло-поехало. Людей «накачали», сказали, что они лучше всех. Что грузины самые умные, хозяева, а мы – абхазцы – это чуть ли не гости. Демонстрации начались в Грузии. У меня знакомый был. И вот по телевизору смотрю: он на демонстрации идёт, кричит: «Абхазцы вон отсюда!» и так вот кулаком машет. По-русски два слова связать не может, и вдруг он с этими политическими лозунгами! Это было какое-то нагнетание массового психоза.

Я: Зачем нужно было нагнетание такого психоза? Зачем была эта война, если Абхазия и так находилась в составе Грузии?

Сурен: Грузинская гегемония была очень сильна. Кто такая Абхазия, чтобы ей можно было отделяться? Они всегда Абхазию считали своей землёй. На всех ключевых постах грузины сидели. И вот СССР развалился. Грузия вышла из Союза. Президента они себе назначили. А Абхазия? Мы тоже в Абхазии нормальные люди. Соображали и думали как все остальные. А почему бы нет? Поставили вопрос о независимости. О выходе из состава Грузии и присоединении к России. Почему так и не присоединилась к России? Политика – очень сложная штука. По моему разумению Россия немножко кокетничала, когда Ельцин решил вывести войска из Грузии. Не хочется о мёртвом плохо сказать, но умный человек никогда бы такого не сделал. Великая страна, и вдруг сдаёт все свои позиции. Глупость! Здесь, в Абхазии народ вставал перед уходящими войсками: «Куда вы, братки? Почему нас оставляете?!» Россия имела перед кем-то обязательства, и вот выполнила эти обязательства себе во вред. Начали кокетничать, и получилось то, что получилось. В конце концов, умные люди пришли к власти и поняли, что вокруг своего государства неплохо бы иметь буферную зону безопасности.

Я: А после войны изменились отношения грузин и абхазцев на бытовом уровне?

Сурен: Ну конечно изменилось. Погибших и с той и с этой стороны было немало. И во многих семьях сейчас в Абхазии очень негативно воспринимается слово «Грузин». А вот когда за границей встречаются люди, между которыми крови не было, то они нормально общаются. Но если кровь была пролита, – тут разговора нету. Время должно пройти, чтобы это стереть. Мы же знаем всё: кто на той стороне стоял, кто и куда стрелял, кто что говорил, на какой дом целился – буквально всё известно! Здесь у нас на Кавказе кровная месть быстро не проходит.

Я: То есть, семья каждого убитого воспринимает отношения с грузинами как кровную месть?

Сурен: Да, как иначе? Мы так воспитаны. Это природой в нас заложено. Извне этого не изменить. Поколения должны прожить, чтобы это изменилось. Немцы пять лет воевали, и то потом лет 40 слово «немец» ругательным было. Здесь приблизительно такое же отношение: они сюда понаехали, мы их не звали, мы же туда не поехали! Мы даже за Ингури не перешли, хотя наши войска были в таком вдохновении, что могли и до Тбилиси дойти. Но был приказ: ни шагу вперёд, остановитесь в пределах абхазской границы.
image3
(Я молча удивляюсь: как могло получиться так, что победа в войне за свободу своей страны ничего этой стране не дала? Ни экономического толчка, ни политических выгод, вообще ничего. Никакой самостоятельности решений Абхазия сейчас не имеет. Ни на что, даже в пределах своего региона, влиять не может. Никакой промышленности как не было, так и нет. Сельское хозяйство в основном загублено войной: за плантациями никто не следил, не до того было. Совхозы и колхозы оказались расформированы. Крупных хозяйств теперь нет, есть только частные приусадебные участки. По всей стране стоят мёртвые коробки советских административных зданий, жилых домов, туристических объектов. Дом правительства в Сухуми стоит всё такой же расстрелянный, будто не было прошедших 20 лет. Разговорчивые водители сообщают, что туристы, в основном россияне, начали приезжать в Абхазию всего лишь пять лет назад. А чем жила Абхазия 15 лет до этого, если учесть, что подавляющее большинство местных жителей, так или иначе, занято обслуживанием этих туристов?
image4

Мы встаём из-за стола, выбрасываем корки арбуза, с которым я приехал в гости к Сурену, и садимся снова в горный автомобиль «Жигули». Арам везёт нас к знаменитой на весь Союз спортбазе в Гумисте.
image6
image7
Подъезжаем к комплексу зданий. Отгоняем корову. Никаких сооружений кроме корпусов спортбазы нет. Вокруг будто пустыня. Печёт солнце. Белая футуристическая девятиэтажка кажется ажурной. Вблизи становится ясно, почему создалось впечатление ажурности: все стены изъедены оспинами от осколков и снарядов. Окна выбиты на всю немалую высоту. От полукруглых балконов остались лишь арматурные каркасы. Внутренние помещения разграблены абхазцами. Сурен говорит, что раньше вокруг зданий росли большие пальмы – и те тракторами «Беларусь» выкопали и себе на участки перевезли. Это бесхозное страшилище стоит так уже 20 лет. Туристический бизнес Абхазии не интересуется этой недвижимостью. Корпуса спортбазы нужны только коровам, говядина здесь чувствует себя как дома. Очень характерны эти руины для Абхазии. Возмущаюсь таким положением дел я один, мои спутники уже привыкли. Фотографирую.)

Сурен рассказывает: Здесь на Гумисте все убрано, весь металлолом отправлен в Турцию. Уже сколько лет подряд везут, и ещё кое-что осталось. Сейчас не так уже: только здания стоят, порушенные войной, а остальное всё – скрежет, машины битые и т.д., всё вычищено. В смысле металлолом сдан с пользой для дела.
image8
(Едем дальше, в бывший санаторий Министерства обороны СССР. Заезжаем мимоходом в родовое гнездо Арама: запущенная усадьба, окружённая невероятным по красоте и богатству фруктовым садом. Чего здесь только нет: яблоки, груши, персики, фейхоа, апельсины, лимоны! Всё это стало никому не нужным после развала Советского Союза. Санаторий Министерства обороны СССР «Эшера» российские власти бросили вместе со всей инфраструктурой, когда вывели свои войска с северного Кавказа, и окрестные сады пришли в запустение. Покупателей овощей и фруктов рядом не стало, а возить товар из Эшеры в Пицунду, Гагры и Новый Афон оказалось нерентабельно.)

По дороге Сурен рассказывает о санатории: Я не хочу сказать, что при социализме всё было плохо. Много хорошего было. Сейчас мы с ностальгией это вспоминаем. Тот же самый санаторий: там человек пятьсот жителей округи имели рабочее место – кто-то медсестрой работал, кто-то поваром, кто-то сторожем, кто-то подметальщиком. Люди зарабатывали, пусть не много, но все заняты были, все довольны. А мы, молодёжь, в то время имели культурный досуг. Вечером, если хорошо поработаем, нас отпускали туда танцевать европейские танцы. Грамотно разговаривать на русском языке мы тоже там учились. Но если кто-то был замечен за сквернословием, вёл себя неподобающе – таких не пускали на территорию санатория. Эти были уже на плохом счету. Днём-то можно было там погулять как в парке. А вечером на культурные мероприятия пускались только те, которые числились на хорошем счету. Там кино было, танцы. Настолько всё было красиво! Можно сравнить с Ботаническим Садом в Сухуми. Некоторое время после распада Союза ССР кому-то поручили охранять брошенный санаторий. Потом во время войны здания оказались побиты снарядами. Охрана разбежалась. И начали имущество тихо-тихо разворовывать. Грабить корпуса чуть ли не на танках приезжали. Всё увезли себе по дворам. Даже кафельную плитку оборвали. Зачем? Из тысячи только десять-двадцать штук можно использовать! В общем, всё находится теперь в печальном виде, хотя снаряды урон нанесли не катастрофический, и можно было бы легко всё восстановить. И желание-то восстановить может и есть, а вот возможности – не очень.

Я: А почему нет возможности?

Сурен: Понимаете, здесь борьба власти и теневой экономики. Как бы я не переборщил в своих высказываниях… В общем, криминал держится, не пускает государственную сферу развиваться.
image9
image10
image11
image12
image13
image14
image15

(Выйдя из машины вместе с Суреном, я вижу: и сейчас то, что осталось от санатория, никто не охраняет. Никому эта огромная территория не нужна. Почему? Сурен туманно объясняет происками криминала. Мешают. Не дают. За гнилыми столбами украденных ворот открывается занятное зрелище: руины древней цивилизации среди неукротимых джунглей. Красота неимоверная. Фонтан, заросший инжиром! Из-за деревьев аллеи светится чистое море. Пляж прямо под слепыми дырами окон санатория. И – никого. Обращаюсь к Араму: так красиво – почему ты не возишь сюда на экскурсию туристов? Не хотят русские смотреть на развалины времён Советского Союза, отвечает Арам. Привозил сюда одних – отворачиваются, сердятся.)

Я спрашиваю Сурена: Неужели вот ради такого будущего вы добивались независимости?

Сурен: Не секрет, что у нас клановое общество и государственные дела тяжело идут. Потому, что все друг другу родственники. Криминальная сторона и государственная друг другу слишком плохо делать не хотят. Я вспоминаю: сразу после войны, когда мы собирались и бокалы брали в руки,  мы говорили, что из Абхазии сделаем вторую Швейцарию. Мы были вдохновлены победой и думали: всё можем! Всё сделаем! Но потом, по прошествии времени, люди занялись своим личным бизнесом. А то, что мы мечтали о второй Швейцарии, конечно не получилось. В общем, как бы не обидеть себя и тех, от кого многое зависит, – нужно много поработать. Честно поработать. Считать свою родину Родиной-матерью. Не обкрадывать, не обманывать её. Всегда делаешь для себя, для дома своего, но что-то ещё вдобавок сделай для государства. Мы забыли, что это государство мы еле-еле создали! Каким трудом, сколько крови пролили! Только-только создали, а не заботимся о нём. В каждый момент, обдираем, обкрадываем его. Всё только себе. Вот в этом моменте перевоспитать нас надо – не знаю получится ли… Молодёжь нужна. В руководство молодёжь нужно выдвигать. У молодых меньше руки запачканы, непривычны к взяткам и другим нехорошим делам. Вот так вот: молодёжь нужно двигать вперёд. Вот. Имеем большие ожидания, надежды. Надежда умирает последней.
image16
image17
image18
image19
image20
image21
Эпилог:
Долго-долго я возился с переписыванием буквами всего, что рассказал Сурен Ваграмович под запись на видеокамеру. Мой журналистский непрофессионализм и в этом случае не дал сбоя: ну кто кроме дилетанта потратил бы столько времени на такой пустяк? Мало того, первый вопрос журналиста, после прочтения моего интервью, был: кто это? Кто такой этот Сурен, чтобы мне было интересно его мнение? Отвечаю: никто. Не певец ртом, не актёр мышцами, не царь, просто царь. «А разве история страны, которую он рассказал, сама по себе не интересна?» Нет, ответил мне журналист, то, что он рассказал, не интересно, так как банально. Везде одна и та же история в бывших республиках Союза.

Вот так


 
Ваш комментарий:
Имя:
E-mail:
Проверочный код: