Понедельник — день тяжёлый только для заторможенных недоумков. Нормальные люди начинают страдать уже вечером воскресенья. В студенческих компаниях, где меня держали на вторых ролях, эта о-о-очень смешная шутка пользовалась успехом. Переехав в Лондон я обнаружил, что дни недели перестали вызывать у меня сильные эмоции. Я неплохо здесь устроился. Например, покровительство главного редактора позволяло приходить на работу в понедельник к 11 часам, а не к 8-ми. В контракте это называлось "компенсацией за переработку". И так во всём: тихая размеренная жизнь, расцвеченная приятными бонусами. Амплитуда колебаний от счастья к несчастью за последние годы уменьшилась до микроскопических значений. Ничем не примечательные выходные слабо контрастировали со спокойными буднями. Вот и шестое мая тихо кануло в лету, сменившись светлым утром первого рабочего дня.
Это был необычный понедельник. Сегодня стартовали продажи пятого номера "Замочной скважины". А значит скоро рванёт бомба, заложенная мною под карьеру мистера Свона. Поднимаясь из Пикадилли Циркус, я позволил себе потратить полчаса на изучение газетных киосков. Как расходится свежий номер? Кто его покупает? Какую статью читает первой? Разумеется, неприлично приставать с вопросами к лондонцам, но, потолкавшись тут и там, я увидел главное. Новой "Замочной скважины" на полках не было. Оставалось только добавить "уже", чтобы моё настроение побило мировой рекорд по прыжкам в высоту.
Раскупили. Смели с прилавков, как тушёнку в голодной России. Звери.
Без пяти одиннадцать я открыл стеклянные двери бизнес-центра на Карнаби Стрит. За мной следовал стадион воображаемых фанатов. Весь Уэмбли скандировал: "Джи-Эф-Кей, Джи-Эф-Кей!" Выйдя из лифта, я прошёл мимо ресепшн и бросил обычное: "Хелло, Уорлд!" Рядом с секретаршей сидел невзрачный субъект с цепкими глазами. Сервис-инженер, отметил я походя. В ушах грохотало полифоническое "Джи-Эф-Кей, Джи-Эф-Кей!"
И вдруг Дрю сказала:
— Минуточку, сэр. Вы по какому вопросу? Вам помочь?
— Себе помоги, железяка! Антивирусом и дефрагментацией, — усмехнулся я не сбиваясь с шага. Не вижу смысла щадить чувства роботов. И всё бы ничего, если бы Андроид внезапно не подвисла. Словно бы лишилась дара речи. Я невольно обернулся и замер. В глазах Дрю стояли слёзы. "Что вы сказали...?" — прошептала она. В игру включился её сосед:
— Сэр, не допустимо разговаривать в таком тоне с девушкой. Что вы себе позволяете?
— Извините, — ошарашено промямлил я.
— Вы по делу? Представьтесь, сэр. На вас выписан пропуск? Если нет, идите хамить в другое место.
— Я... Я не понимаю за что? — пролепетала Дрю.
— Джон Кеннеди, экономический обозреватель "Замочной Скважины"... Простите...
Повторив для верности услышанное, паренёк сообщил в интерком: "Пришёл какой-то хмырь, брешет что он здешний оборзеватель. Гнать в шею?"
— Чего вы несёте? — возопил я, придя в чувство. — Что за ерунда тут происходит!
— Господин Кеннеди? — услышал я из-за спины и оглянулся. Там стояла Гвен. — Пройдёмте. Два кофе, Дрю.
Это меня доконало. Случилось что-то страшное, раз Гвен перестала меня узнавать. Может умерла королева? Изображение размылось по краям. "Только бы не заплакать..."
— Никуда я не пойду, пока мне не объяснят какого чёрта... — голос сорвался, и это привело меня в чувство. — Извините, мне нехорошо. Куда идти?
Достав пластинку жвачки, я не сразу сумел развернуть её. Воображаемые друзья исчезли, оставив после себя битое стекло и обжигающий пепел. Гвен чеканила шаг через редакцию, я семенил сзади. Коллеги старательно занимались своими делами. Мой стол выглядел образцом товарного вида: ни пылинки, не хватало лишь таблички "Стерильно". Едва за нами закрылась дверь аквариума я воскликнул:
— Куда делись мои вещи?
— Утром всё упаковано и отправлено курьером по адресу вашего проживания, сэр. — Дрю, шмыгая носом, принесла кофе. Возникшая пауза позволила Гвен собраться с мыслями. Когда мы остались наедине, она перешла к делу: — Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, господин Кеннеди. Журналу вы не нужны.
— Что?! — крикнул я в ужасе, — Как можно так со мной поступить?! Я же не последний человек в редакции!
— Вы уже месяц не работаете в "Замочной скважине". И впредь будьте любезны обращаться ко мне: «миссис Сникетт". Так же хочу, что б вы знали: наш разговор записывается видеокамерой, а в офисе присутствуют сотрудники Аллерган.
Камеры в аквариуме?! Я рухнул в кресло. Не нужен журналу?! Не работаю здесь месяц?! Да вечером прошлой пятницы, на этом самом месте я трудился под самовлюблённой куклой в поте лица своего! Три дня назад редакция ещё как нуждалась во мне!
— Что происходит, Гвен?!
— Аллерган собирается через суд доказать, что ваша статья — наглая клевета, вот что происходит, господин Кеннеди!
— Но... Но, Гвен... Почему во всём виноват я один? А главный редактор? Ты допустила "Жертв красоты" к публикации, разве нет? Статья была внесена в план майского номера ещё в ноябре!
— Вы меня сильно подвели, господин внештатник. И ладно бы меня одну, вы подставили под удар "Замочную скважину"! А этого так просто оставить нельзя. Совет акционеров прямо сейчас решает вопрос о выдвижении против вас обвинения в подрыве репутации!
— Гвен...
— И это после всего, что мы для вас сделали?! Уж лучше молчите, сэр! Не ухудшайте своего положения!
Я никак не мог поверить, что обычная для нашего журнала история внезапно обернулась кошмаром. Как я догадывался, перед подписанием номера в печать, Генеральный отправил текст в пиар-отдел фармкомпании. Такова бизнес-стратегия «Замочной скважины". Ведь именно герои сатирических памфлетов обычно становились нашими рекламодателями! Гонконгский банк, например, контрактом с которым гордилась Гвен, вписал нас в рекламный бюджет после небольших правок в сентябрьской статье "Кого кормят "однорукие бандиты".
Но, Аллерган не согласился на условия журнала и номер ушёл в печать с фиговым листочком "мнение автора может не совпадать…» И тогда в игру вступил «последний довод бизнесменов» — юристы. В итоге, невинно оболганный гигант индустрии и журнал-клеветник пришли-таки к согласию. За снятие обвинений во лжи "Замочная скважина" изымала тираж из продажи и передавала автора статьи в распоряжение пыточного отдела Аллерган. Мне светил суд, штраф и запрет на профессию.
Вот такая дичь вывалилась на меня за чашечкой кофе тёплым майским утром 2012 года.
— Ладно, Гвен... я понял... моя вина... — Тряслись руки, дрожали губы. Противоестественность ситуации не укладывалась в голове. — Я исправлюсь... Гвен, любой имеет право на ошибку! Прости меня в последний раз. Обещаю, я исполню все твои требования, стану самым покладистым человеком на свете! Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать!
— Господин Кеннеди, — она поставила чашку на стол и промокнула губы салфеткой. — "Замочная скважина" с уважением относится к вашему вкладу в общее дело. Ваших заслуг никто не отрицает. Вы были нужны журналу. Но теперь пришла пора начать новую жизнь. От имени совета акционеров и коллектива редакции позвольте пожелать вам всего наилучшего.
— Всего наилучшего — без работы и под судом?! Да ты... — в кармане зазвонил сотовый, я выхватил его как пистолет. Гвен предостерегающе вскинула руку:
— Господин Кеннеди, я вас больше не задерживаю! — Телефон звенел, я моргал, стараясь не заплакать, рука миссис Сникетт застыла в запрещающем жесте. Дурацкий звонок затягивал немую сцену. Гвен продала меня, спасая свою шкуру. Мелодия наконец оборвалась. Я разрыдался и выскочил из аквариума. Всё кончено!
В двадцать четыре года первое увольнение кажется рухнувшей карьерой, а сентенция "ничего личного, просто бизнес" — формулой вызова дьявола. Телефон звонил дважды, но я не мог отвлечься от своего горя.
Все пропущенные звонки принадлежали маме. Может быть она почувствовала неладное и хотела утешить сына? Этого я позволить ей не мог. Моё многолетнее враньё рухнуло бы от одного неосторожного слова. Спустя века страданий, я утёрся рукавом, выплюнул жвачку и перезвонил. Простудой объяснил я сопливое хрюканье и влюблённостью — печаль в голосе. Мама быстро свернула разговор на главную тему: некий дядюшка Оуэн настойчиво приглашает меня на ланч. Но всех родственников я знал наперечёт, и никого Оуэна среди них не было.
— Ты придёшь? — Мама помнила, как трудно завлечь меня в гости к родне, так что волновалась не зря. — Малыш, ты должен прийти, ты обязательно должен прийти! Ты даже не представляешь, как обязательно ты должен прийти! Этот человек ужасно много сделал для тебя, ты и вообразить не можешь как много! Сынок, прийти надо железно, всенепременно надо прийти. Это рядом, в Лондоне. Ты же в Лондоне? Ну вот видишь! Что тебе стоит заглянуть по соседству? Там отличная кухня, готовят, наверное, вкусно. Столичная еда, шикарный ресторан, дядя тебя угостит... Ты придёшь? Я так и передам Оуэну, да?
— Хорошо, мама. С радостью познакомлюсь с этим дядей. — Мы простились несколько обескураженные друг другом. Я уже собрался зажалеть себя с новой силой, но решил притормозить. Собственная жалость не годилась для исцеления самолюбия. Может быть дядина окажется лучше? Ресторан, слава богу, находился здесь же, в Сохо. До незаплаканной жилетки было минут семь ходу.
"Антидот" не работал. Об этом сообщала табличка: "Закрыто на спецобслуживание". Какой чудесный день! Я посмотрел вверх и высказал мысль, которая объясняла сегодняшние странности: я — Избранный. Всё вокруг — загавор против меня. А что? Вполне рабочая гипотеза.
Неожиданно из угловой двери ресторана выглянула девушка:
— Минуточку, сэр! Вы по какому вопросу? Вам помочь?
— Мне? — удивился я и чуть не добавил на автомате: "Себе помоги, железяка!"
— Как вас представить?
— Кеннеди. Джон Кеннеди.
— Прибыл господин Кеннеди, — крикнула она кому-то в ресторане. — Пройдёмте. Кофе?
Несмотря на то, что респектабельный Сохо полон питейными заведениями, я никогда не стремился посетить их все. О винном баре "Антидот" известно много хорошего, но проверить лично до сегодняшнего дня как-то не получалось. И день этот был неудачным.
Первый этаж освещался лишь уличным светом. Что здесь делала хостес и кто разрешил ей впустить для меня — оставалось загадкой. И не успел я удивиться её неуместности в пустом здании, как стало ясно: гости есть. Один из столиков в глубине верхнего этажа занимали три медведя.
Они смотрели подозрительно, как если бы ожидали кого-то другого. Я сбился с шага. Возможно взгляды их излучали дружелюбие — в полутьме трудно уловить нюансы выражения лиц горного массива с тремя пиками. И вдруг один из них сказал:
— Джонни. Вот, значит, ты какой. Милочка, да будет свет!
Зажглись лампы и образ сказочных медведей развеялся.
— Дети мои! — навалившись на стол, провозгласил гангстерского вида огромный мужик. — Узрите раба божия Джона Френсиса Кеннеди, заслуг пока не имевшего, но вот-вот их заимеющего!
— Чё? — переспросил вспотевший негр справа, и я припомнил, что где-то видел его. Почтенное общество пребывало под хмельком, литровые кружки пустовали, а картонные подставки размокли от тёмного эля.
— Раскроем, говорю, объятия Джону Кеннеди, эсквайру, ныне безработному! Раздели с нами трапезу, сынок, ибо не зря говорится: "Аппетит приходит во время беды".
Я подсел к столику, хостес, обернувшаяся официанткой, побежала на кухню, и дядя представил честнУю компанию. Сам он возглавлял службу безопасности клана Кеннеди в Европе, а Винсент и Винсент обеспечивали безопасность ему самому. Пожимая лапу дяде Оуэну, я снова пожалел себя: шутка про безработного эсквайра как раз добралась от ушей до сознания. Где тут жилетка? Я всплакнул и заныл о наболевшем:
— Эти сволочи меня предали! Чуть запахло жареным, столкнули в кювет и улетели на первой космической! А в чём я виноват?! Я только солдат, исполняю приказы! Да приложи они толику стараний — стёрли бы в порошок этих подонков! Четвёртая власть называется! Струсили, гады! Проститутки!
— Стоп, — велел дядя и обратился к телохранителям. — Ребятишки, пойдите на воздух, я вас потом позову. Джонни, уймись, — продолжил он, когда лишние уши затопали ножищами вниз по лестнице. — О любых действиях, касаемых до Кеннеди, меня ставят в известность раньше, чем начнут действовать. И сразу скажу: ты криворукий идиот, а редакторша твоя — дура. И сели вы в лужу совершенно закономерно. Эй, ты куда это направился?! Вернись немедленно! Я ещё не закончил. Пришло время платить по счетам, Джонни!
— О чём речь? Да я вас вообще не знаю!
— Зато я тебя знаю. Этого, поверь, более чем достаточно, — и дядя Оуэн рассказал, как именно я задолжал клану. Его история так меня проняла, что выбегание на улицу стало невозможным. Принесли заказанные блюда, но дядя сделал нетерпеливый жест, и покорная девушка ретировалась вместе с подносом. Он не хотел, чтобы я отвлекался на кормёжку.
— Как только твоя бедная мать потребовала переключить финансирование на младших дочерей, я рассудил так: дальше господь сам присмотрит за Джоном Кеннеди. А маленький горец будет рад однажды оказать благодетелям услугу. Они ведь потрудились для него с избытком. Ибо сказано: "Сколь верёвочке не виться, а долг платежом красен". — Дядя осклабился, сверкнув золотой фиксой. — Вот оно и наступило. Ты рад, Джонни?
— Н-не совсем... Пришлите счёт, и всё такое... — но дядя перебил меня:
— А я рад. Ой как не просто отыскать среди Кеннеди такого шалопая, которым не жаль пожертвовать! С ног сбился! Не поверишь: с прошлого понедельника сплю по три часа! И тут — такой подарок: малыш Джонни опять набедокурил! Да не по маленькой, а крупно, по закону!
Звоню шефу, есть, говорю, на примете один никчемушник, на всё согласный! И как по заказу: мужик, не пидор, всеми предан, с кланом связан по крови! Сам прикинь как повезло!
— Что...? Как...? Почему...? — Голова шла кругом! Я отпихнул руку, норовившую приобнять меня за плечи. Да уж, в совершенный дурдом превратился этот день, начавшийся так солнечно.
— Джонни, ты нужен семье. Пойми, дурачок, я добра тебе желаю! Поможешь ты — помогут тебе. Сейчас что надо? Сейчас залечь на дно надо, убраться с глаз долой, чтобы закон не нашёл ни следа Джона Кеннеди! А я тебя аккурат в путешествие собираю, время пройдёт, страсти поутихнут...
— Какое ещё путешествие? Да меня из страны могут не выпустить...
— Ну, могут-не могут — мы не знаем, а вот то, что путешествию твои контры с таблеточниками не помеха, это я тебе гарантирую. Ведь путешествовать ты будешь в компании Виндзоров, вот в чём цимес!
— Ах, оставьте свой блатной жаргон! Расскажите толком! — Мне показалось, что надо мной унизительно смеются, а я понять не могу где и как.
— Толком тебе расскажет завтра принц Чарльз. Сейчас тебя отвезут домой и часов около десяти уложат в кроватку. А чтобы ты не портил себе карму побегом, Винсент и Винсент посидят с тобой до утра и доставят во дворец. Запомни, Джон: если ты привезёшь мне что-то важное, такое, чего у других нет, я решу твои проблемы с законом. Обещаю. — И вдруг заорал не хуже медведя: — Мальчики-и-и, алё-о-о! Забирайте клиента!